Владимир Мусиенко
Владимир Мусиенко — советский и российский триатлонист, альпинист, велогонщик и 11-кратный обладатель звания «Железный человек».
Он занимался триатлоном и даже не задумывался о восхождениях, тем более на восьмитысячники.
Пока известный альпинист Николай Захаров не пригласил его в экспедицию на горы Дхаулагири, в Непале. Владимир решил взойти любой ценой, несмотря на простуду и боязнь лезть по отвесной скале.
«Что дальше будет, если я уже сейчас ничего не могу?»
Я учился в техникуме физической культуры, никогда не занимался спортом, и нас повезли на военные сборы. Военные сборы показали, что я ничего не могу: ни на турнике подтянуться, ни пробежать нормально.
.png)
Приехал с военных сборов и думаю: «Мне 21 год, а что дальше будет, если я уже сейчас ничего не могу?»
После этого поставил турник дома и начал бегать по Черемушкам. С этого дела всё и началось. Потом уже были соревнования, выполнил норматив мастера спорта.
Фото из архивов Владимира Мусиенко
Фото из архивов Владимира Мусиенко
Начало альпинизма
С альпинизмом я познакомился, когда уже закончил техникум физкультуры с отличием, работал, спорт полюбил. Тогда я уже чувствовал, что спорт — это моя стезя. В спортклубе тогда была сильная альпинистская команда и я начал с ними взаимодействовать.
Первое восхождение. Дхаулагири, 1992
Не могу назвать себя альпинистом, потому что альпинист — это уже определенный уровень, определенный класс. Я работал представителем спортивного клуба «Енисей», там была команда красноярских альпинистов. С одним из них, Николаем Захаровым, там я с ним и познакомился.
.jpg)
Он и его друзья притянули сходить в экспедицию с ними
Николай Захаров — мастер спорта международного класса, один из самых титулованных альпинистов, у которого 7 восьмитысячников
Фото из архивов Николая Захарова
У меня были нужные навыки менеджера. По мнению Николая Захарова я подходил на эту роль.
Невозможно сидеть, например, в Катманду, столице Непала, и всем этим руководить. Нужно было непосредственно находиться вблизи всего этого действия. Раньше были туры, мы съездили пару раз в Непал, посмотрели, сходили в треккинг. Треккинг — многодневный пеший маршрут по обустроенным тропам. Тогда это было недорого и просто.
.png)
Путь от города Покхара к горе Аннапурна, Непал. Фото: Google Earth
В Непале мы прожили два месяца. В первые дни мы поехали из Катманду в городок Покхара, а после уже пошли в акклиматизационный поход к Аннапурне.
.jpg)
Дхаулагири, Непал. Фото из архивов Владимира Мусиенко
У Николая Николаевича была мечта сходить на восьмитысячник, поэтому мы выбрали Дхаулагири — 8168 метров.
За восхождение на гору нужно было платить взнос, так называемый пермит, он стоил десять тысяч долларов. В этой ситуации даже со спонсорами невозможно было набрать такую сумму.
Перед экспедицией мы удачно познакомились с немцами. Один из них, Эрвин Бейерляйн, влюбился в красноярскую альпинистку Ирину Миллер. Она тоже была мастером спорта. У Эрвина был небольшой заводик в Германии и хобби — альпинизм. Мы слетали перед экспедицией в Германию, познакомились с его семьей и с немцами поближе. Именно у Ирины получилось заключить договор с немцами. В итоге Эрвин с товарищами заплатили за восхождение на гору Дхаулагири десять тысяч долларов.
Команда красноярских альпинистов — это не 5 человек, это несколько десятков человек. На каждую экспедицию готовится несколько человек. И в этом плане была определена команда, которая состояла из Коханова, Захарова, Кузнецова, Сметанина. Они просчитали сколько нужно продуктов, чтобы хватило до конца экспедиции.
.png)
Валерий Коханов
Николай Захаров
Петр Кузнецов
Николай Сметанин
В 1992 поехали в экспедицию в Непал. Получилось сколотить на всю команду некоторое состояние из наших средства, кроме этого спортклуб что-то воплотил. Мы забросились в базовый лагерь — в место, где хранится всё самое необходимое: продукты, снаряжение. Мы жили в Непале 2 месяца. Пока мы собрались, пока мы там наняли 80 портеров. Портеры — это местные носильщики, которые несут грузы в гору.
Такое количество носильщиков нужно было потому, что по количеству груза портер несет 50-60 кг, в основном продукты и ром. Снаряжение не так много места занимало. В снаряжении были верёвки, ледобуры, крючья, которые навешивались.
Фото из архивов Николая Захарова
.png)
С портерами был один момент: часть из них взбунтовалась, поскольку они шли в сандалиях до снега. Пришлось думать как доставить их до лагеря. Портер — это не то, что сидишь ты, например, в Катманду и в Покхаре и нанимаешь портеров по типу «Иванов, ты пойдешь. Сидоров нет». Там приходят к тебе бригадиры, так называемые сердары. Ты уже с бригадирами договариваешься. Они идут, нанимают бригаду. Эти сердары нанимают портеров. Естественно, они себе берут зарплату побольше, портерам — поменьше. Вообще, портер там немного получает, страна очень бедная. Некоторые нанимают портеров, которые идут в первый раз, и даже не представляют, что там вообще в горах происходит.
Они были в шортах и в сандалиях. Портеры дошли до определенного рубежа и сказали, что дальше не пойдут.
Часть портеров просто развернулась и ушла. А всем этим руководили бригадиры. Они с кем-то справились, с кем-то не справились. Но часть портеров осталась.
Фото сгенерировано в stable-diffusion 1.5
В этой ситуации можно было сразу 80-ти портерам дойти до базового лагеря, а так получилось, что половина ушла вниз, а оставшаяся половина делала две заброски.
В то время вертолёт очень редко залетал, поэтому все грузы забрасывались пешком. Около 10 дней нужно идти в базовый лагерь. Там нет такого, что тебя на грузовике привезли и все. Там идет в гору тропа, и ты по этой тропе идешь, и постепенно местность меняется. Начинается с богатой растительности и жары, а заканчивается уже одними камнями, ледяными вершинами.
После этого ребята ушли в гору, а я остался в Катманду, встретил немцев и потом с ними тоже вместе пошёл в базовый лагерь. Пришли в базовый лагерь, и полезли в гору. Погода быстро менялась: то светило солнце, то налетал снегопад. Было холодно. В конце экспедиции начал наступать лед, потекли ручьи. Начали таять ледники. Поэтому стараются восходить осенью или весной, когда более стабильная погода. Значит, нет опасности схода лавин. Для альпинистов весна-осень — время восхождений.
Сама экспедиция складывалась не совсем удачно. Красноярцы выходили на трассу, вывешивали верёвки. Они готовили всё для подъёма, чтобы все участники поднялись на гору.
Готовили маршрут и совершали акклиматизационные выходы вверх-вниз. Такие походы нужны для того, чтобы организм привык к высоте и настроился на работу в высокогорье. Нельзя на гору сразу зайти. Нужно, чтобы организм адаптировался.
Акклиматизационные выходы. Фото: Google Earth
Красноярские альпинисты довольно сильные, восьмитысячники им по плечу, а немцы послабее. Коля Захаров как-то прикалывался. Говорит: немцы сидят, все пьют пиво, потом раз пошли на гору, «а чето не идется…», спустились, опять пиво попили, Коля говорит: «а мы-то тренируемся». Это была шутка. У них тоже есть определенные тренировки, но опыта серьезного не было, наши были сильней.
У альпинистов принято хоронить прямо на горе. Что тогда, что сейчас, спуск с горы таких высот очень опасен, остальные члены экспедиции могут пострадать. Поэтому альпинисты считают, что лучше оставить тело в горах, чем подвергнуть опасности остальных участников экспедиции — такие традиции и подход.
Когда мы увидели, что у него отек легких, мы сделали фотографии его тела для непальской полиции. А после нам пришлось завернуть его в саван и сбросить в трещину. Даже никаких вопросов не было, потому что сейчас уже вертолёт работает и может доставить тело с вершины. В то время это было очень дорого и редко.
По русским традициям, если происходит трагедия — экспедиция сворачивается. Здесь мы были с немцами вместе.
Мы говорим: «Вот такая ситуация, по нашим традициям нужно все заканчивать».
Немцы сказали, что будут совещаться. Долго совещались. В итоге не согласились, говорят: «Нет, деньги уплачены, давайте всё-таки по максимуму. Будем продолжать восхождение».
Фото из архивов Владимира Мусиенко
Наши навешали веревки для страховки. Немцы же решили, что экспедиция продолжается. То есть мы какое то время потратили для того, чтобы наши поднялись. В итоге только пять русских поднялись на вершину 8168 метров. Мы смотрим в бинокль: немцы шли, потом развернулись и пошли вниз. Они психологически сломались и никто не поднялся. Я смотрел на Юргена, одного из немцев, а у него на лице смерть написана. Видно, что человеку было страшно. После ситуации с Хьюбертом видимо каждый в себе сомневался.
После смерти Хьюберта прожили в базовом лагере, наверное, дней 10. Потом мы спустились, это тоже несколько дней, потому что так же пешком вниз идешь. Когда дошли до населенных пунктов, нам позвонили и сообщили, что информация дошла до жены Хьюберта. Мы только спустились в Катманду, она в первый же день прилетела с сестрой.
Когда прилетела жена Хьюберта, мы рассказали о его последних днях. Она француженка, прилетела с сестрой, у них интересная судьба: у сестры тоже был муж-экстремал, и у него парашют не раскрылся, он разбился. Обе сестры потеряли мужей-экстремалов. На момент нас друзья успокоили, потому что у нас в российском понимании, особенно в то время, вдова – это человек, обвешанный кучей детей, которому не хватает денег, а тут еще и муж погиб. Дети у них были. С одной стороны, семья лишилась кормильца в нашем российском понимании, а в их понимании все нормально. Благосостояние семьи от смерти Хьюберта не ухудшилось, не изменилось. Вот так нам объяснили немцы, чтобы мы не собирали ей деньги, и в карман не запихивали ей. Она, конечно, все расспросила про последние дни Хьюберта, посмотрела фотографии. Все эти моменты ее интересовали.
Пока ждали жену Хьюберта, встретили Федора Конюхова, известного путешественника. Он в том году как раз поднялся на Эверест. Федор тоже старался в разные приключения встревать. Мы с ним потом сидели в ресторане. Он рассказывал, как на коленках ползал на самую высокую вершину мира.
Фото: stolby.ru
Пока мы были в базовом лагере, который стоял на 4200 метров, пришла ещё одна экспедиция — две румынки, два профессора Бухарестского университета и с ними ещё чилиец Христиан Агири. Мы с ними познакомились. Христиан болел в этом лагере. Он сказал, что у него просто нет здоровья дальше идти, он с нами только тусовался, потом пошёл вниз. У румынок совместные планы разрушились, они в итоге ушли в горы, там один акклиматизационный выход сделали. Наши парни смотрят в бинокль, а румынки поставили палатку под снежным гребнем. Потом лавина пошла и их снесло.
Когда мы уже вернулись в Россию, к нам обратились с Бухареста. Румыны
спросили, когда мы их в последний раз видели. Мы всё рассказали, что скорее всего все погибли в итоге.
Дойти до Аконкагуа, 1993
С Христианом мы хорошо познакомились и задружили, и уже через год в 1993 он пригласил нас на восхождение на Аконкагуа — это высшая точка Южной Америки.
Сначала хотели втроем поехать. Петя отказался и мы с Колей в итоге собрались ехать в Чили к Христиану. Я нашёл двух спонсоров, которые купили нам билеты и помогли с экипировкой. Оформил визу и полетел в Чили.
Летели 27 часов, это самый мой дальний перелет за жизнь. Там у нас были пересадки в Шенноне в Ирландии, потом в Перу в Лиме, в Майами в США. В итоге мы прилетели в Сантьяго. Был прикольный момент, когда мы улетали: у нас была определённая экипировка, нужно было уложится в весовой норматив, и мы были на грани. Поэтому, когда мы заходили в самолёт, у меня на ногах были альпинистские ботинки — пластмассовые, горнолыжные, в кармане торчали кошки. Пришлось взять с собой чтобы мы чётко вписались в норматив.
.jpg)
Когда приехали в квартиру к Христиану, увидели, что он там лежал с переломанной ногой на растяжке. Говорит: «Ребята, я вам отправил факс, и что я травмирован, ни в какую экспедицию мы не идём».
Фото из архивов Владимира Мусиенко
Ещё один член команды тоже куда-то уехал. Я сказал Хьюберту, что никакого факса мы не получали. Тогда Христиан сказал, чтобы мы с Николаем жили в его пентхаусе. Погода тогда была великолепная — март месяц, но там было настоящее лето. Хьюберт нам тогда сказал: «У вас когда билет? Через две недели? Через две недели и улетите в Россию». Я сразу согласился, а Коля нет, он упёртый. Сразу сказал, что нам надо как-то пробиваться в соседнюю страну. Гора была в Аргентине, то есть нам нужно было получить аргентинскую визу.
Мы сидели и думали что делать дальше. В итоге на карте находим аргентинское посольство, оно, оказывается, было недалеко от нашей квартиры, в которую нас поселил Христиан. Мы по этому адресу приходим, думали, что проблемы будут, потому что у нас визы очень долго в то время получали.
.png)
Приходим, с консулом общаемся, он говорит: «Да, ребят, вопросов нет, вам нужно заплатить по 12 долларов в соседней сберкассе и завтра приходите за паспортами».
Утром следующего дня у нас с Колей уже была аргентинская виза.
Мы покупаем билеты на автобус, едем через границу в Аргентину и переезжаем границу.
Там недалеко от границы есть тропа, которая идёт в город. Стоит шлагбаум, написано, что если перейдёшь до базового лагеря — платишь двадцать или сорок долларов, если ты идёшь на вершину, значит, что ты платишь больше ста долларов. Таких денег у нас не было, поэтому они мы записались только до базового лагеря. По пути к нам прибился японец.
Ещё момент был: один американец, который жил в этом базовом лагере, ушёл в гору и погиб. У него здоровье отказало перед вершиной. И поэтому у нас должны были проверить пермит для восхождения на вершину горы, но его никто не проверил, все так, на словах. Спасатели были заняты основным спуском американцев с вершин.
Мы очень правильно взяли с собой кошки, так как там был ледяной эфир, по которому нужно было идти. И в этой ситуации потом тоже познакомились с двумя немцами, они перед ними шли на эту вершину, но не поднялись, потому что у них не было кошек. Не смогли подняться. Мы с Колей совершаем один акклиматизационный поход, а потом сразу идем в гору, как раз видим, что этого американца погибшего стаскивают. Его положили в пластиковую капсулу по типу разрезанной пластиковой бочки и транспортировали вниз.
Фото из архивов Владимира Мусиенко
После того, как мы с Николаем Захаровым сфотографировались на вершине и пошли вниз до высоты 6300 метров, у меня тогда случилась раскоординация: голова абсолютно трезвая, а меня качает, колбасит, я не могу палку поймать.
.png)
Спустившись, мы пришли в палатку. Коля мне погрел чайку на примусе, напоил меня этим чаем.
Фото из архивов Владимира Мусиенко
Мы отдохнули час-полтора, потом все вроде восстановилось, ну и всё, дунули вниз. Спустились, нас там спрашивают, мы говорим: «Да не, мы до вершины не дошли». Потому что у нас разрешения не было. После этого мы приехали в Сантьяго, погуляли, и в конце концов улетели в Красноярск.